 |
Валерий Тырин. "Снег валил Буланому под ноги..."На границах технического и лирического... |
|
|
Глава IVВстречи и расставанияК тёмно-коричневому, прокопчёному временем, бревенчатому зданию районной милиции, обнесённому побеленным частоколом заострённых штакетин, Вкладышев подрулил уже на закате. Мотоцикл в дощатые гаражи в глубине милицейского двора загонять не стал – есть ещё дела в Посёлке.Из-за стойки дежурного выглядывал Миша Комаров, самый молоденький работник райотдела.Проработав какое-то время, толком не присмотревшись, парень, в силу своего неугомонного характера, стал досаждать начальнику милиции, Налимову Ивану Ивановичу, проектами и предложениями по улучшению работы райотдела и всей милиции в целом. Но «ретроград Налимыч» не оценил предлагаемых новаций, и несостоявшийся реформатор попал в вечные дежурные (чтоб служба мёдом не казалась).– Незаменимый наш! Опять ты здесь?! – спросил вошедший старшина Вкладышев.–Здравствуйте, Евгений Андреевич, − обречённо отмахнулся дежурный, продемонстрировав отношение к службе.– Что нового, Миша?– Нового? На оперативке вас поминали со следователем Цаплиной, по поводу кражи в Красном Поле.– Ругали?– Понятное дело... Цаплина на вас всё свалила. Что-то вы ей недодали…– Пусть валит. Семь бед – один ответ. Тебе тоже разрешаю.– Да я уж как-нибудь сам! Как там у вас-то дела? Как расследование с магазинной кражей?– Старика Казанцева зацепил. Он ту печь клал, через которую воры проникли.– Его-то за что? Печь – это не повод… Михалыч и в Посёлке этим занимался… Тяга, говорят, хороша.– Да уж! Тяга хоть куда! Семь ящиков водки в трубу улетело… и колбаса следом.– Может зря ты так круто взял, Андреевич?– Миша, там, в селе, всё на виду. Я ж не могу из Посёлка узнать того, что для них очевидно. Нас с тобой учили, что народ должен помогать милиции?– «Нас всех учили понемногу»… но ведь добровольно же должно…– Наивный ты, Миша. Я условия для сотрудничества создал. А дальше – его дело! Разве это не добровольно?! Старый докопается, я его знаю. И не он один нос по ветру держит. Ещё кое-кого привлёк. Кто-нибудь чего-нибудь, да и вынюхает.– Андреич, я к тебе со всем уважением, но стариков-то зачем трясти?– Гуманист ты у нас, Комаров. Так вот знай: посади сейчас этого Казанцева в квартиру со всеми удобствами, он за неделю… со святыми упокой. Такие люди живут, пока бегают. Пусть поносится нам на пользу!.. И себе не во вред!– А что у него за мальчишка живёт? – спросил Вкладышева Комаров, чтобы поменять тему.– Коли Колышкина сын. Колышкин где-то за границей, с войны там застрял.– Большой, видать, человек?!– Говорят, водителем при посольстве работает. Ладно! Мне к матери заскочить надо. Не скучай… И не скули…Комаров с глубочайшей завистью смотрел на предоставленного самого себе участкового:– Андреич, заезжай ещё, а! Я уже с мухами говорить начал… Как надену портупею, так тупею и тупею…* * *
1950 год. Красное Поле. Пете 8 летВот и настали первые в жизни каникулы. Петя перешёл во второй класс, но это ещё полрадости, основной же восторг состоялся по поводу того, что и Кимку тоже перевели.Никто друзей разлучить не сможет, кроме разве…На семейном совете было решено отправить мальчика на лето в Посёлок, к дедушке и бабушке Колышкиным. Впрочем, мы были очевидцами этого события. Помните, совет совпал по времени с пересоленной ухой из первой пойманной весной рыбки.Голоса тогда распределились так: «За» – один, вождь Большое Колесо. «Воздержался» – один, сам мальчик. Его мнения никто и не спрашивал. Двое членов (женского пола) были заслуженно лишены почётного права семейного голосования. И один – Виталий, находясь на работе, не принимал участия в решении.Таким образом, полный перевес был в сторону поездки. И сборы начались.С одеждой у мальчика проблем не было – родители снабжали. В селе никто не выглядел столь нарядным, приходилось даже выбирать, что поскромнее. Закавыки были в другом…– Петя, наказывала Галина Ивановна, – ты там нас не опозорь, культурно себя веди, а то скажут, «понаехала деревенщина».– У них там культуры – полные штаны, – не удержался от замечания дедушка.– Петька! Петька! Слухай сюда! – проигнорировала тётя Галя замечание своего тяти. – Если будут перед едой белую тряпку тебе за пазуху пихать, салфеткой называется, ты не брыкайся. Это у них так положено… Хоть удавись, а терпи!..– Да не дурите вы дитя, – вступила в разговор Мария Павловна, – сам разберётся. Вот как он там без сказок будет обходиться?Сказки перед сном Камушек слушал, начиная с раннего детства, и по сей день. Была даже некая очерёдность сказителей. Бабушка Маша рассказывала ему настоящие, народные… Дедушка чаще всего повторял историю о том, как старец Моисей восходил к горе Синай. А потом старик ещё долго отвечал на вопросы мальчика, разъясняя, например, чем кум отличается от кумира. «Твой отец, Колька Колышкин, мне кумом приходится, – переходил дедушка к конкретным примерам, – но сам посуди, какой из него кумир?!»[1]Интереснее же всего Пете было слушать жизненные случаи в изложении Галины Ивановны. Особенно часто повторялась история о том, как мальчик родился. Кто не любит послушать хорошее о себе?– Петенька, Петенька! – обычно, в очередной раз возмутилась тётя Галя, - сколько можно?!– Ещё раз, пожалуйста, последний…– Хорошо. Слушай. В войну это было. Цыганка дедушке нашему в Посёлке нагадала, что будет он жить как султан, среди семи женщин. Он посчитал: тётя Ирма с дочками Ритой и Олей (с нами жили), я, баба Маша и сама Анастасия, она тогда тобой брюхатая была… Всего шесть. Если Анастасия девку родит, то семь. Он и вбил себе в голову… Спрашивает, как ты родился: «Как мою будущую крестницу назвали?» А ему отвечают: «Пётр!».Мальчик всякий раз в этом месте смеялся.– Ох! И поикала, должно, та цыганочка! – продолжала тётя, – Хорошо я её спасла. Говорю: «Тятя, ты чужих беременных баб за версту чуешь, а в своём глазу бревна не заметил». Он сначала на бабушку посмотрел. Та смеётся. Потом уж его сподобило на моё-то пузо глянуть. Вот Елена наша и была седьмой. Да два мужика- то…Если старика рядом не оказывалось, то далее звучала присказка:– А ещё я, Петенька, тебе скажу, берегись козла спереди… А деда – со всех сторон!..* * *Сидя в избушке, выслушивал Петя безрадостные прогнозы его грядущего жития в Посёлке.– Старухи там, - делился своими впечатлениями Крёстный, - одна другой страшней! А старики так и того хлеще! Наши-то Краснопольские, какие есть и косые, и кривые, но мы к ним привыкшие. Вроде так оно и должно.Дедушка вздохнул и перенёс внимание на «племя младое, незнакомое»:– Молоды ребята все как на подбор – тюрьма по ним плачет! Навзрыд! Лоботрясы! Девки, так и того хуже: курят, пьют, матом лаются.Старик приподнялся с чурбака, на котором сидел, и достал с гвоздя кобуру с револьвером.– Истинно, сынок, в народе говорят: «Тяжело в деревне без нагана!»Большое Колесо извлёк оружие:– Возьмёшь с собой. Кобура пока дома побудет. Зря не бахвалься. Пали только в крайнем случае, если пристанет кто. Но прежде упреди, скажи: «Первый выстрел – вверх, второй – в харю мерзкую!» Второй выстрел вряд ли потребуется!Дедушка выглянул за дверь, проверить, не стоит ли там какая особа любопытная, и продолжил:– Если попадётся сильно настойчивый, пальни, куда обещал, и убегай. Пока тот разбираться будет, на каком он свете: на том, или ещё на грешном этом, - ты уже дома будешь, у Колышкиных. Оружие сразу же прячь. Лучше – в сено. А коли придут разбираться, говори, что им, малохольным, всё это причудилось, и прячься за бабушку Ксению. Она в торговле ещё и не такие баталии повидала.Пете и так-то не хотелось покидать Красное Поле, ведь здесь друзья, купание, рыбалка, а после слов наставника он вообще прильнул к стенке избушки и приуныл.– И вот ещё что, – дедушка поднял указательный палец вверх, подчёркивая важность говоримого, – перед тем, как в сено пихать, не забудь предохранителем щёлкнуть. Не то – спалишь дедов родимых. Скажут: «Внучок приехал, погости-и-ил!»Крёстный с укоризной показал на лежащий на верстаке револьверчик-пугач:– Он то не взводится, не взводится, а то сам по себе как жахнет! Сидишь, бывало, вот так, задумаешься, а он на стенке: бах-бабах! Что ты будешь делать! Бывало, что и вздрогнешь… Это у него от старости. Недержание.Далее дедушка понизил голос и, по мере того, как он говорил, Петя понял, за что его ссылают из Красного Поля.– Главное – не пистолет, главное – кобура! – сообщил Большое Колесо.
[1] Речь идёт о десяти ветхозаветных заповедях.
* * * 1955 год. Райцентр.Дежурный Миша несказанно обрадовался старшине, пригнавшему мотоцикл. Не переносила общительная натура Комарова одиночества.– Евгений Андреевич! Я прямо истомился, вас ожидаючи. Словом перекинуться не с кем.– С телефоном поговори.– Я не знаю, кто эту штуковину материться научил, – указал Миша на телефон, – причём, голосом начальника.– Иван Иванович звонил? Чем он недоволен?– Не чем, а кем. Угадайте до разу.– Да ладно… Тобой что ли? Никогда бы не подумал.– Это не интересно. Расскажите лучше, товарищ старшина, о весёлых Краснопольских печниках. Это не вы детям стих сочинили: «Тут и сел печник».Миша, используя по два пальца каждой руки, построил фигурку, называемую в народе «небо в клетку».#– Во-первых, в первоисточнике не «печник», а «старик». Во-вторых, думаю, до этого не дойдёт, – старшина повторил тот же жест.# – А расскажу я тебе, служивый, не про печников, а про тягу печную, или просто тягу. Как ею пожары гасят. Послушаешь?– Для того я здесь и посажен, чтобы байки слушать. Потом твой рассказ пожарным продам, за бутылку.Вкладышев уселся поудобнее, поставив стул напротив рабочего места Комарова, и приступил к повествованию:– Представь Америку в эпоху переселенцев. Степь. Пышная, густая, выше пояса растительность, при отсутствии дождей, подобна пороху. Искра – и пламя, расширяясь, несётся, влекомое ветром. При этом уничтожается всё живое: птицы, звери, люди.– Жутко, – отозвался Миша, поёжившись. – Не пойду в пожарные, здесь буду сидеть… до пенсии.– Кажется, что никакая сила не может остановить этого чудовищного огнедышащего дракона, – продолжал Вкладышев, - Только несколько всадников стоят, глядя в лицо приближающейся стихии. В их руках зажжённые факелы. И ждут они сигнала старшего, чтобы запалить степь под собой.– Зачем? Надо в воду нырять.– Смельчаки собрались погасить пожар, надвигающийся на них. Объясняю, тёплый воздух над пламенем поднимается вверх, огонь будто стреляет им в небеса. Но возникает разряжение, и к пожарищу со всех сторон притекает холодный воздух. По сути, пламя словно бы притягивает атмосферу на себя. Со всех направлений воздух устремляется к огню, в том числе и со стороны наших всадников. По-научному это называется конвекцией, по-простому, по-нашенски – тягой. Представляешь? Ветер дул в лицо наших смельчаков, нагоняя на них пламя… Но будет момент, когда конвекция пересилит основной ветер – всадники почувствуют движение воздуха со стороны своего затылка. Нужно поймать этот момент!– Надо палец послюнявить и вверх выставить для определения направления ветра.– Скорее всего, они так и поступили. Холодило переднюю часть пальца, а как ветер поменялся за счёт тяги, то в затылок им подуло. Вот тут-то – не зевай! Поджигай степь по всему фронту! Второй, искусственный пожар, понесётся под действием тяги навстречу первому. Встретившись, они вспыхнут с удвоенной силой, и всё погаснет. Красные «звери» пожрали корм друг у друга.– Как в медицине: подобное лечится подобным. Гомеопатия, называется.– Удивляюсь я, Миша, как тебя такого умного к нам на работу взяли?!– Вот и Иван Иванович видать подумал, что я на его место мечу.– Не умничай, значит. Да ладно. Кроме шуток, Миша. Я не для твоего увеселения всё это рассказывал.Комаров молча моргал, хлопая по-девичьи длинными ресницами.– Это о работе нашей, – пояснил Вкладышев.– У вас повороты, Евгений Андреевич, круче, чем у тех ковбойских скакунов. Вы и вправду меня с сонными пожарными спутали? Или шутите?– Нет, Михаил, я очень серьёзно! Серьёзней некуда. Мы по работе постоянно со злом контактируем. Оно, как пожар на тебя надвигается. И надо создать встречный… Ведь мы, по долгу службы, наказываем, упреждаем…– Хотите сказать, создаём встречный поток зла?– Понимай в кавычках зла. Лучше сказать: непопулярные профилактические меры.– И этими мерами гасим встречное отрицательное воздействие. Подобное – подобным.– Именно! Но не спалить бы себя! «Тяга» должна быть, некий поток, очищающий тебя.– И чем же оторвать от себя всю эту людскую грязь? Мы ж ежедневно имеем дело с самыми худшими проявлениями человеческой натуры!– Секрет, Миша, прост. Но не все с ним согласны. В результате одни спились, другие сами стали преступниками, третьи – застрелились.– Говори, не томи, - не терпелось Комарову. – Заранее сдаюсь. Со всем соглашаюсь!– Всех людей любить нужно. Любовь – поток, защищающий и очищающий тебя.– Как же тогда я должен их наказывать?– Одно другому не мешает, Миша. Наказывать – наша работа, любить – внутреннее состояние. Другой защиты нет. Сколько нашего брата спалила эта работа!– Буду думать, Евгений Андреевич.Выходя, Вкладышев обернулся и добавил:– Думай, Миша! Иначе система захватит тебя, измочалит и выплюнет!* * *Уже светились окна бревенчатых домов посёлка. Погода стояла прекрасная, хотя и тянуло сырой прохладой с Оби.Евгений Андреевич был доволен только что состоявшимся разговором. Чувство удовлетворения самим собой автоматически распространялось и на собеседника. «Умный парень Миша, – отметил Вкладышев, – хорошо, если возьмёт на заметку его систему психологической защиты».Евгений Андреевич и не подозревал, что всё, о чём он поведал Комарову, не его изобретение, а система взглядов, унаследованная им от матери, а может быть, и ещё раньше – генетически. Ведь, по сути, все его мысли сводились к одной формуле, известной нам из Нагорной проповеди: «Любите врагов ваших…» – что прозвучало почти две тысячи лет назад взамен ветхозаветного: «Око за око, зуб за зуб».* * *В продуктовом ларьке горел свет. Надо было купить что-нибудь для кошек. В дверù своей барачной комнатки Евгений Андреевич пропилил отверстие, чтобы во время долгих отлучек животные могли свободно гулять.Продавщица ларька знала его нужды:– Как всегда, Евгений Андреевич?– Да. Кильки малосольненькой.– Балуете вы их. Кроме своих кошек никого и не видите.– А на кого же мне, Света, смотреть?– Да хотя б на меня! – молодая женщина, подбоченившись буквой «Ф», поиграла бёдрами.– Хороша – хороша!– Если пожелаете, я в красный цвет выкрашусь, - совершенно серьёзно заявила Света, – вы же любите рыженьких.Лучше б она этого не говорила…– Не стою я такой жертвы, Света. Да и родной цвет тебе к лицу.Женщина, обидевшись, молча отсчитывала сдачу.* * *У дверей барака, как всегда, пьяная компания. Сколько раз Вкладышев их убеждал, разгонял и принимал иные меры профилактики правонарушений. Однако ж пьяные драки, вопли и бесовское веселье, – вошли у соседей в повседневную норму. И конца безобразиям не предвиделось.Заметив милиционера, стоявшие у входа парни умолкли. Смотрели дерзко, с ухмылками. Кто-то гнусаво послал ему в спину блатной напев о Мурке в кожаной тужурке.Замок на двери висел, можно сказать, символически. Если соседи захотят проникнуть, он им не помеха. Специалисты. Когда Евгений был в райцентре, то заменял его простым крючком из гнутого гвоздя.Кошки замяукали, почуяв лакомство, и тёрлись о ноги. Самого младшенького, белого Пушка, не было. Евгений кинул в тарелку на полу несколько рыбок. Вот и Пушок в дырке двери. Почуял… Но что это у него к хвосту привязано?! Фольга… А из неё клубы ядовитого дыма. Пока поймал испуганного котика, пока выкинул в форточку «дымовуху», сам наглотался едкой гадости до одурения.Открыл створки рам. Удушливая гарь выветрится не скоро.И он, старшина органов Вкладышев, должен любить этих людей?! Что же можно ему предпринять? Око за око? Или за всё – по зубам?!А может быть, дистанцироваться и не принимать участия в судьбе этих людей?! Ведь зло – самоизживаемо. Оно самоликвидируется, нанеся, правда, при этом непоправимый вред.Евгений Андреевич проворочался с открытыми глазами далеко за полночь. Скатанная простыня белым удавом свесилась на пол. Поправлять её не хотелось.Забылся мужчина только под утро с мыслью: «Зуб за зуб» – это мы можем, – золотые руки. А вы попробуйте любить!..Кажется, только-только закрыл глаза милиционер Вкладышев и тут же услышал стук в дверь.Продолжение: |
|
