1950 год 

         Пете 8 лет. Появление третьего правила в лопушистой тетрадке, присланной из-за семи морей, было связано с той самой магазинной печкой, из-за которой позднее, по прошествии пяти с небольшим лет, и разгорится сыр-бор.

         Только-только Петя с Крёстным обнесли двор новым, броским своей светловатостью и источающим хвойные запахи, забором, как деда пригласили в магазин – ломать старую печь и сооружать новую обогревательню.

         За зиму в магазине не только обычная колбаса превратилась в дефицитную копчёную, но продымилось и все остальное, завозимое в сельпо.

− Иван Михайлович, помоги, − умоляла продавщи­ца Рая, − мы там сами как окорока копчёные! В Африку к Колышкину Коле ехать можно… за своих сойдём.

− Ну, раз вы нам с Петькой африканская родня, поможем, чем можем, − согласился старик. Откуда ж ему было знать о последствиях!..

         По пути к магазину за ними увязался Петин друг Кимка. Петя знал его, сколько себя помнил: жили через два дома и вместе росли. Вообще-то, родители назвали его Климентием, в честь товарища Ворошилова, но ленивые языки постепенно досокращали до - созвучного корейскому – Ким.

         Петя чуть не плакал, когда Ким Казанин пошёл год назад в школу, а Камушка не взяли по возрасту. Но верным оказался друг – дождался в первом классе.

И вот первого сентября сидели они первоклашки-желторотики, наряженные, со цветами, притихшие и растерянные, − за партами. Не стушевался тогда лишь один человек – опытный Кимка. Учительница говорила, а Петин друг в это время высоко задирал руку и, поддерживая её в локте другой, махал чаще, чем собака хвостом. Первоклассники с восторгом смотрели на Кимку. Они и не подозревали, что в школе можно себя так вольно вести. Учительница спросила:

− Что тебе, Климентий?

         Кимка тут же, молча, встал и избавился от букета. А они, желторотики, продолжали надсажаться, держа цветы, пока-то учительница, Анна Алексеевна, не объявила, что можно уже дарить.

         После того, как руки у друга освободились, Кимка достал из кармана серый  платочек, который раньше был белым, и, хитро улыбаясь, показал его Пете. Носовые платки были у всех: родителей предупредили заранее о том, чтò дети должны с собой принести.

         Анна Алексеевна как будто бы ждала Климкиного сигнала.

− Дети, покажите мне каждый свой платочек, − попросила она.

Словно белые голуби вспорхнули враз. Это все развернули платочки, а кое-кто ещё и помахивал им, как шутейно это делают пляшущие на гулянках.

− Для чего они? – возобновила расспрос  учительница.

         Петя почувствовал подвох, и про сопли ни гу-гу… Остальные тоже молчали. Болтунов не было.

− Носики вытирать, − подсказала Анна Алексеевна.

         «Чего его тереть, если он сухой?» − недоумевал Петя Колышкин, но вслух спрашивать не стал.

− Дети, а кто скажет, где мы с вами живём? – продолжила, прямо-таки  допрос, учительница.

         Камушек про себя стал перечислять возможные варианты ответов: «В деревне, в селе, в нашей дыре… или можно махнуть рукой, как тётя Галя при наводнении, со словами: «Эх! Сибирь- матушка!»

         «Удачный» класс подобрался – болтунов опять не нашлось.

 − Мы живём в селе Красное Поле, − обречённо вздохнув сообщила Анна Алексеевна. – А кто мне объяснит, что означает слово «красное»? Разве всё наше село выкрашено в красный цвет: и дома, и деревья, и заборы, и школа?

         Посмеялись хорошо и дружно – этим всё и закончилось.

− Похоже, это становится нашей «доброй» традицией, − сказала учительница куда-то в сторону.

 Вздохнув, Анна Алексеевна стала объяснять сама:

 − С древних времён слово «красное» кроме обозначения цвета, имело ещё один смысл: красивое. Может быть слышали в сказках: «добры молодцы, красны девицы»?! Послушайте, как могут иначе звучать названия сёл Красная Гора и Красное Поле, − и, приглушив голос до шёпота, но так, что всё было отлично слышно, в зáмершем классе, молодая женщина нараспев произнесла: − К р а с и в а Гора!      П р е к р а с н о  Поле!

Выдержав паузу, Анна Алексеевна спросила:

 − Как вам, дети?Хорошо звучит?

Болтунов не было, кроме тёзки товарища Ворошилова. Клим, на правах ветерана, даже не подняв руки, спросил:

− Полина Кирилловна, можно мы с Петей Колышкиным сидеть будем?

         Класс взорвал школьную тишь и благодать оглушительным хохотом. Все заметили, что Клим назвал нынешнюю учительницу именем своей прошлогодней наставницы.

         Петя же обиделся за друга: «Человека ведь тоже понять надо, он же не виноват, если учителя меняются чаще … чем он платочки сменял».

         Если бы взрослый грамотный человек давал характеристику Петиному другу, то обязательно отметил бы, что Ким стопроцентный практик. А уж склонности к всякого рода теоретическим рассуждениям были близки у него к нулю.

         Климентий что-то постоянно мастерил в углу своего двора за черёмухой. Это место он называл «кузней». Там он раскручивал какие-то железки, раскидывая их на части, а из частей собирал различных  механических уродцев.

         Общение же Пети с другом сводилось к следующему: Камушек был скор на выдумку, Климка – лёгок на подъём при воплощении фантазий друга.

         И только раз Петя дал маху, попытавшись приблизиться к своеобразному сознанию друга со стороны науки, а не практики. Уж очень ему хотелось обучить Кима своим новым правилам. И путь-то для этого он выбрал самый лёгкий: сказку про Емелю и щуку, о том, как печь САМА… Сказок Климентию отродясь дома не рассказывали.

         Природа взяла своё. Практическая сущность маленького мастера подавила всяческие рассудочные ерундовины, и слабацкому «по щучьему велению…» он предпочёл испытанное: «Но!.. Пошла, скотина дохлая!» Всё это сопровождалось понуканием или, как здесь говорят, понужанием – путём дёргания за верёвку, обмотанную вокруг чувала домашней печи.

         Но этого показалось Климентию недостаточно, потому и была дополнительно привлечена запряжённая кошка. Животное же оказалось столь ленивым, что за нерадение Климка отказался её отвязать от печки в конце «рабочего дня».

         Когда же его спросили: «Кто тебя этому научил?», − как вы думаете, что он ответил? Разумеется,  правду! Петя, мол, научил…

         Зайдя утром за другом по пути в школу, Петя застал его хмурого у калитки.

− Ты больше к нам не заходи, − буркнул Ким вместо приветствия.

− Почему?

−  Бабушка сказала, что уши нам с тобой оборвёт.

− За что?

− Её кошка ободрала, к печке привязанная.

*  *  *

Итак, к двум печникам-артельщикам пристроился третий печных дел мастер, или, точнее, кандидат…

− Куда лыжи навострил? – спросил Кима дедушка.

− С вами, − коротко, но твёрдо, сообщил тот.

         Старик только плечами пожал, что, мол, тут попишешь. И они пошли к магазину.

         Казанцев ещё раньше разобрал старую печь. Отёсанные от глины кирпичи были аккуратно складированы вокруг рабочего места. В металлическом корыте блестела иззелено-серая вымешанная глина.

− Что стали, подавайте по кирпичу,−  прикрикнул на подручных старик и начал рассказывать о премудростях печной кладки.

         Кимка стоял в отдалении.

− Да подойди, стань сюда, − посоветовал ему дедушка, − тебе ж не видно.

Петин друг и ухом не повёл, не шелохнулся.

– Он что-то диковат сегодня, − заметил Крёстный, обращаясь к Камушку.

− Уши бережёт.

− Как? – не понял старик.

− Бабушка ему уши оттягивает, если к печке приблизится.

− Вам хаханьки, а мне кирпичом − по башке! – возмутился Кимка и бегом направился к выходу.

«Он, как их кошка, − подумал тогда Петя, − не любит на привязи: захочет – придёт, захочет – уйдёт».

         Тут и свалился откуда-то сверху кирпич на так и не занятое убежавшим пострелёнком место.

− Я ж там всё вчера проверил, − удивился дедушка, указывая наверх, − наверное, сторож зачем-то копался на чердаке.

         Работа продолжилась.

− Дедушка, как ты угадываешь, сколько глины надо нанести на кирпич? – поинтересовался Камушек.

− Кирпич сам знает, сколько ему надо, − пояснил мастер, - смотри, я беру больше, чем надо, с избытком наношу, закладываю кирпич на место и прижимаю, - старик слегка ударил кулачищем по кирпичу, и из щели пошла глина. Лишнюю − убираю. Все щелочки глина заполнит. А иначе будет дымить и прочность не та. Понял ли?

− Что неясного?! Возьми лишку −  остатки убери.

− И сало я так же солю. Соли больше, чем надо, сыплю. Когда просолится, лишнюю  ножом соскрести надо.

         Работа продвигалась. Подаваемые Петей кирпичи быстро находили место в толстом теле новой печи. Когда мальчик уставал, старик брал кирпичи сам.

− А ты видел, как Федот Ильич лодку смолит? – продолжил дедушка. – Он смолы куда больше берёт, чем надо.  Лишняя − стекает на землю.

− Неэкономно, − заметил мальчик.

− А как же иначе? Утонули, в лодке течь, зато сэкономили?!

         Петя уже решил, что в нарядной тетрадке с чудным пальмовым деревом появится новая запись:

         Сложив добрую половину печи, подрядчики направились домой.

− Твой друг-то, однако, юродствует, - заметил по пути домой старик.

− Дедушка, я ж твоих друзей уродами не называю! − обиделся малец.

− И уши есть, а не слышит! Юродствует, сказано! – дед подчеркнул интонацией звук «ю».

 − Не всё ль едино?

− Это, Петенька, слово неоскорбительное. И означает оно, что предсказывать, похоже, твой друг может.

− Как?

− Вот так! Бывает такой дар у людей, хоть и редко. Как он от кирпича-то падающего заранее сбёг?! Как чуял! Так ли сиганул!

− Дедушка, и на уроке… самом первом, − припомнил Петя, − он мне платочек показал перед тем, как учительница именно об этом заговорила. Я подумал, что второгодник, поэтому всё знает, но он ничего не знает.

− Проверить бы надо, − заключил старик, –попытать бы его на юродство.

− Везёт нашим друзьям на кирпичи, − заулыбался мальчик, − сегодня моего чуть не пришибло, раньше − твоего…

− Кого это?

         Петя напомнил:

  За Федотом Ильичём

               Бежит старуха с кирпичом!..

        Оглянись, Федот Ильич!

      За тобой летит кирпич!

− Ух! Ух! Ух! А ты, Камушек, ещё не видел, какую Ильич мне подкову подарил на счастье. Старинную! Калёную! Шипы так откованы, что глянешь на неё – лук со стрелой, да и только. Казачьи кузнецы хороши были! Мастера!

− И где она?

− В избушке висит. Придём – поглядишь.

         Избушкой они называли бревенчатое строение во дворе, чуть большее бани. Это была дедушкина мастерская, его кабинет и штаб. Женщинам вход в избушку был заказан… Да они туда и не стремились.

В это помещение и было решено пригласить Клима для исследования на юродивость. Решили: во избежание ошибки использовать для этого только технические детали, в чём предполагаемый предсказатель явно разбирался.

Петя с дедушкой подошли к дому, но войти в калитку не торопились, смотрели на пылающий закат, от которого порозовели ветки тополя с уже проклюнувшимися из почек листочками.

− Крёстный, про «избыток» это же правило? – решил уточнить Петя.

− Да! Как я сам не дошурупил?! Послушай-ка, что расскажу… Мать твоя, Анастасия, когда в девках учительствовала, меня в школу пригласила. Честь по чести, как главного колхозного по технике советчика. Там много чего… про Парадокса-друг, товарищ и брат, из гениев, - сморозил дедушка и замер, пытаясь понять им же сказанное[1].

− Твой отец, − перешёл рассказчик от абстрактных понятий к более конкретным, − как лисий хвост, ну да он же милиционером был, охранял главного колхозного по технике советника… Тогда, видно, глаз и положил на Анастасию.

         Дедушка немного помолчал, переводя дыхание, и  продолжил:

− О чём это я? Вот!.. Рассказывали, как стеклянные ампулки с лекарством запаивают. Как огня дадут поболе – лекарство портится от перегрева. Как малый пламень – стекляшка не запаивается, температура слаба. Что ты будешь делать?! Нашёлся один на заводе по технике советчик и говорит: «Греть будем с избытком, а нижнюю часть ампулок в воду сунем, чтоб не перегреть». Убрали, значит, избыток тепла водой. Вот и получилось: «Возьми с избытком – лишнее убери»

*  *  * 

         Следующий день, вернее то, что от него осталось после школы, был потрачен на выявление у Кима необычных способностей.

− Клим, приди после школы к нам в дедушкину избушку, − шепнул Петя другу на перемене.

−Что я там потерял?!

− Может, что и присмотришь для себя.

− Мне большая гайка нужна для кузни, − подумав, согласился Казанин.

         Много времени на обед у Кимки не ушло. В большой семье, как известно, зубами не щёлкают. И правило за людным столом одно: есть надо быстро – иначе будет нечего…

         Казанцевы ещё и стол не накрыли, а маленький сосед уже маячил во дворе перед окнами, кидая Жучке палочки, забавляя тем себя и её.

         Климентий согласился составить Казанцевым компанию за столом.

         Откушав, старик и мальчики перешли в избушку. Вдоль двух стенок располагались верстаки, над ними полочки с различным инструментом, внутренние поверхности стен избушки ощетинились множеством гвоздей и гвоздиков, на каждом из которых что-либо висело, будь то моток проволоки, шайбочки или подшипник.

         Если хорошо присмотреться, можно было увидеть и висевшую на стене кожаную кобуру, очень похожую на те, что болтались у наезжающих в село милиционеров. Дедушка сам её когда-то сшил, чтобы хранить пистолетик-пугач, изготовленный им ещё в войну, когда от волков отбоя не было. Все необходимые детали выточил ему знакомый токарь в Посёлке.

         Что это была безобидная игрушка-пукалка, знали в селе все, даже воробьи, не улетавшие при выстреле от поспевших чёрных гроздьев черёмухи или с наполненных лакомыми семечками подсолнухов. Подобное непочтение людей и птиц к оружию очень удручало старика!

         Крёстный утверждал, что когда-то при выстреле происходил самовзвод, но Петя, сколько себя помнил, ни разу этого не наблюдал.

«На спичечных фабриках вредители завелись, опилки добавляют!» - оправдывал старик свой револьверчик, который и работал-то на спичках, производя треск и копоть.

         При невзведении пугача от выстрела приходилось это делать врукопашную, с помощью шишки-затвора; при этом пистолетик верещал: ку-клус-клан. Но что-то в нём заедало, и револьвер только кукукал: ку-ку-ку… Пока не скажет, сколько дедушке лет, не взведётся.

         На этот раз Большое Колесо достал кобуру:

− Ну, ребятишки! А не пострелять ли нам?!

         Первым выстрелом «потчевали» гостя.

− Накося, извергни геенну огненную, − подзадорил его старик. – И станешь Ворошиловским стрелком. Ты же его тёзка.

         Кимка изверг геенну огненную в трёх экземплярах − пистолетик в его технически одарённых ручках взводился самостоятельно.

− Лёгкая рука у парня, − отметил главный испытатель стрелково-пугательного оружия и предложил поиграть в «пусто-густо», но с техническим уклоном.

− У меня в одной ладошке болт, в другой – гайка,− две натруженные, сжатые в кулаки руки, были обращены в сторону испытуемого на юродивость. – Покажи-ка, Клим, где гайка?

         Мальчик показал. На разжатой дедушкиной ладони лежал болт.

         Всё то же, один к одному, повторилось ещё четыре раза. Клим всякий раз угадывал вместо гайки болт, будь то левая или правая рука старика.

− Идите, поиграйте, − утратил интерес к опытам Большое Колесо.

− Клим, я тебя догоню, − пообещал вслед выходящему другу Петя, ему не терпелось узнать мнение Крёстного.

− Деда, чтò? Не получилось?

− Очень даже получилось! Сто процентов угадал, только наоборот!

         Петя хотел уйти, но старик задержал его:

− Камушек! Постой-ка, что скажу! Вы, когда зимой поедете на Сопку на лыжах кататься, идите по мосту, а не по льду.

− Почему? – Петя недоумевал, все ходили напрямую, по льду.

− Он тебя в прорубь заведёт, если даже она одна по всей реке будет. Или в полынью!..

− Почему?

− Он же всё наоборот угадывает, и это для него самый безопасный путь.

         Петя хотел бежать, но Крёстный вновь его остановил:

− Эй! Стой-ка! Купаться летом или осенью пойдёте, ступай, куда ты хочешь, а то он тебя на крючки-самоловы заведёт, те, что на стерлядей ставят.

         Мальчик уже не бежал к другу, а в сомнении едва плёлся. У калитки он остановился, размышляя: «Выходит, что выйди они на улицу вместе и попали б под грозные рога разъярённого бодливого быка. Ким угадает именно такое время! И выберет он место, где присядут они с Петей отдохнуть, когда с горки на них покатится трактор без тормозов или машина с пьяным шофёром. Это место для Кима самое безопасное.

Петин друг, антипрорицатель, или юродивый-наоборот, ковырялся в земле на противоположной стороне улицы, найдя там какую-то железку. Петя же всё больше погружался… Продолжение »