Глава VI

Дела сердечные.

Нелли Даниловна Кузнецова, представитель краевого партаппарата, наведывалась в Посёлок достаточно часто, останавливаясь обычно в уютном и гостеприимном домике Вики Цаплиной, и это обстоятельство непременно было предметом гордости молодой хозяйки (до определённого времени). Но с некоторых пор в сознании молодой женщины произошли изменения, переоценка ценностей. Поэтому очередной визит Кузнецовой вызвал у Вики негативное отношение: недовольство и даже некоторую неприязнь. Понятно, что Цаплина старалась не выказывать своих чувств гостье, но шила в мешке не утаишь…

Плавно текущая беседа не могла обойти острой темы, составляющей цель визита инструктора крайкома партии.

– Почему не выполнила предписание об аресте гражданина Казанцева? – поинтересовалась Кузнецова.

– Не было для того достаточных оснований.

– Да что ты, Вика! Он банду укрывал!

– Дед органам содействовал! На то пошло, жизнь нам с участковым спас.

- Свою шкуру он спасал! Я его с довоенных времён знаю. Старый плут спектакль разыграл! А вы уши развесили!

– Позвольте! Не Вам судить! Вы не представляете органы правопорядка! Ареста не будет!

– Вот как! А конституция государства для кого?!. Статья о руководящей роли Коммунистической партии?!

– Вы и ваш супруг ещё не есть партия! Ареста не будет!

– Ладно! – многозначительно произнесла грозная гостья и потянулась за своей сумочкой, но не ушла, застыла, задумавшись.

Вика тоже молчала. Она уже давно продумала стратегическую линию поведения, твёрдо зная, что ей теперь нужно от жизни. Заискивать перед Нелли Даниловной она не намеревалась.

Через несколько минут Кузнецова возобновила разговор, стараясь вести себя сдержанно:

– Вика, я ж тебе уже местечко в Крае подыскала. Не руби сук, на котором сидишь.

– Ареста не будет! – тихо, но внятно повторила молодая женщина.

Гостья взорвалась, негодуя:

– Будет! С тобой или без тебя! Из комсомола полетишь! С работы – пинком под зад!

Вика улыбнулась, и лёгкость её состояния не была притворной:

– Вот и хорошо! Для себя поживу! Я же женщина!

Кузнецова, схватив сумочку, направилась к дверям, откуда, обернувшись, пригрозила:

– Погрязнешь теперь в навозе!

– Отмоемся! Нам не впервой!

*  *  *

Письмо Пете от Стаса (подросткам по 14 лет). 

Здравствуйте, мои дорогие друзья!

Вот и наступили летние каникулы, чему я безмерно рад! Скоро поедем с мамой и тётей Машей в Акутиху. А там!.. Грибы, ягоды, купание, – тысяча удовольствий!

         Папа сказал, что отдохнёт от нас. А уж мы-то – от него!..

Тема сочинения в конце учебного года была следующей: «Кем бы мне хотелось стать». Петя, разве мог я написать, что моим идеалом является твой дедушка, обыкновенный старик – не лётчик, не полярник. Ведь он покорил меня с тех пор, как изводил нас своими каверзными загадками и увлекал своими правилами для мозгов. А как мы «искрили»! Восторг! Больше всего мечтаю стать Крёстным!

         Сочинение же я написал обычное: «Хочу быть похожим на своего отца и ставить весь район буквой «Г» (Гоша)». Я даже особо и не опечалился, когда моя письменная работа бесследно исчезла; впрочем, речь не о том, а о твоём, Петя, дедушке Большое Колесо (чудо, а не имечко!)

         Как говорится, пришло время платить по векселям! Посему сообщаю твоему Крёстному государственную тайну, почерпнутую из окружения моего отца. Эти сведения помогут дедушке воплотить в жизнь его ясно-жёлтую мечту о буланых лошадушках. В яблоках!

         Секрет такой: скоро, очень скоро основной культурой в сельхозпроизводстве станеь кукуруза, королева полей. За нею будущее!

         Из этого следует, что твоему Крёстному нужно раздобыть обычных лошадей серой масти в яблоках и кормить их исключительно королевой полей.

         Смекаешь, Петя? Какого цвета зёрна кукурузы? Со временем жёлтая пигментация перейдёт от корма, повлияв на окраску коняжек. Вот вам и новая порода! Буланые, в яблоках! Что и требовалось доказать! За кукурузой будущее!

            Подтверждением моих мыслей является окраска фламинго. Вообще-то эти птицы белые, но при определённом питании их оперение приобретает совершенно удивительный розовый оттенок. Не менее привлекательно и романтично будут выглядеть наши кони, буланые в яблоках.

Я посоветовался с главным зоотехником района. Он сказал, что от такого питания, кто угодно пожелтеет. Он прав. Мы сами выведем новую породу, поскольку, генетика – продажная девка империализма.

Теперь новости не столь приятные. С прискорбием сообщаю об окончательной потере своего верного Пятницы. Был человек – и нет человека! Женился Мишка Комаров! Из цепких Викиных коготков его уже не вырвать. Подробности – следующими письмами. В один конверт эта совершенно жуткая история не войдёт.

*     *     *

Старший лейтенант Фердунец, временно замещающий начальника милиции, вызвал к себе участкового Вкладышева:

– Товарищ старшина! Надо закончить начатое вами діло.

Вкладышев молчал, вопросительно глядя на старлея. Тот пояснил:

– Не все члены бандитского формирования взяты. На свободе гуляет пособник, как его… нехай … Казанців. Езжай сию минуту, немедленно арестовывай!

– Это недоразумение!

– Шо вы говорите?! Нам с крайкома партии сигналы подают! Недостатки указуют!

– Кто конкретно?

 Дверь в соседнюю с кабинетом комнату отворилась, на пороге стояла Кузнецова, о приезде которой Вкладышев не подозревал.

– Не кипятитесь, лейтенант! – повернулась женщина к Фердунцу. – Товарищ Вкладышев человек умный и опытный, он прекрасно осведомлён в сложившейся ситуации и выполнит всё самым преотличнейшим образом. Езжайте, Евгений Андреевич! Лучше вас этого никто не сделает.

– Вы правы! – согласился старшина. – Я разобрался в ситуации, ведь это я находился под дулом пистолета. Старик меня с того света выдернул! Ничего у вас не получится! Костьми лягу!..

– Это вы понапрасну столь категоричны! – скривила губы Кузнецова. – Держитесь рамок своей компетенции. Мы вас не задерживаем! Выполняйте приказ!

– Вы, товарищ Фердунец, мне не начальник, – спокойно возразил Вкладышев, – я не видел приказа о вашем назначении. А вы, товарищ Кузнецова, действуете в своих корыстных интересах!

– Я не разграничиваю свои интересы с интересами государства! – фарисействовала женщина, в совершенстве владеющая приёмами идеологичес­кой демагогии. – Ступайте!

                    Пете от Стаса (продолжение)

Рассказ о том, как женили Мишку Комарова.

Но нет печальней повести на свете,

Чем повесть о Ромео и Джульетте.

Шекспир.

Тягучая хандра овладела телом и духом Мишки Комарова. Сердце кровью обливалось при виде этого полусонного создания с потухшим взором. Эх, «Мишка – Мишка, где твоя улыбка?!» Надо ж так убиваться из-за какой-то Вики Цаплиной!

– Миша! – спросил я как-то страдающего Пятницу. – Миша, ты здоров ли?

Минут пять до него доходил смысл моего вопроса, наконец, Комаров ответил:

– Болезнь моя душевная. Пилюльками не поможешь. Знаешь, Стас, мешок с солью, из-за коего потопла милашка Галатеюшка, столь не весил … сколь тяжела проклятая любовь!

Вот он, Петя, ответ, достойный поэта! Разве возможно было остаться равнодушным и наблюдать за влюблённым без сострадания? Как я сочувствовал Мишке, искренне понимая его душевную неустроенность! Ведь мне тоже, так до сих пор и снится ночами зеленоокая Стрелка из наших детских сказок.

Решение моё было твердым: ни за что не оставлю друга наедине с его сердечным припадком. Сдаваться  не в наших правилах! Вытащу, думаю, товарища! Есть старое испытанное средство, ведь Комаров заядлый спорщик.

– Миша! – предложил я. – Давай поспорим, что всё будет хорошо! Даже замечательно! Заключим пари на желание, Миша!

Влюблённый милиционер пребывал в своей вялой задумчивости, напоминающей передвижение заморённой клячи, а я закричал, не дожидаясь его отказа:

– Я знал!.. Я знал, что ты согласишься!

Дома мне пришлось заготовить конверт, надписав на нём: «Вскрыть, когда тебе будет хорошо и радостно». Внутри я поместил листочек с моим заветным пожеланием, на случай, если Мишка проиграет (в чём я ни капли не сомневался). О содержании этого письма-пожелания несколько позднее.

Комаров принял мой пакет и долго изучал надпись на нём.

– Вскрыть, когда … будет … радостно … Эх, Стасик! – сокрушенно мямлил Мишка. – Ты хороший друг, но бумага не будет распечатанной. Так и истлеет, лёжа на комоде!...

Друг мой Петя, согласись, что даже великому Шекспиру в его самых изощрённых фантазиях не привелось встречаться с такой безмерной любовью, с коей имел несчастье столкнуться мой горемычный Пятница: Нет повести печальнее на свете!

Следом за описываемым посыпались другие неприятности, одна другой заковыристей.

*  *  *

 Петя с удовольствием прочитывал письма Стаса, с нетерпением ожидая новых. Общение – одно из удовольствий человека и даже потребность, поэтому переписка между друзьями укоренилась, став привычной необходимостью.

Однако на последнее послание Пётр Колышкин не отвечал, причиной тому стал долгожданный приезд родителей, Анастасии Сергеевны и Николая Алексеевича.

Никогда раньше и никогда впоследствии у сына с матерью, и тем более с отцом, не было и не будет столько времени для разговоров. Они купались, ходили по ягоды, помогали дедушке с сенокосом и беседовали, беседовали, беседовали.

*  *  *

                         Пете от Стаса (продолжение).

В Посёлок нагрянула ответственная дама, товарищ из краевого партаппарата, некая Кузнецова. Дядя Ваня называет её «блажной» и до смерти боится, поскольку не решается ей ни в чём отказать (а отвечать, если что, ему).

Иван Иванович не нашёл ничего лучшего, как безвылазно поселиться в нашем доме, объявив по райцентру, что он в дальней командировке по Горному Алтаю (не то в Майме, не то в Онгудае).

Вот и представь, Петя, нежусь я утречком в тёплой постельке (поскольку каникулы), а дядя Ваня играет мне подъём – ему срочно требуется мальчик  на побегушках. Жизнь выпала копейкой ржавою!

Одну дядину записку я должен был доставить дежурному по райотделу милиции. Точнее, это вовсе не записка, а список лиц, которых нужно оповестить об отмене ранее назначенного политзанятия.

Другая дядина депеша – в школу, тёте Маше, ведь политзанятие должно было состояться в её классном помещении, а значит, тётя может спокойно приступать к ремонту своего математического класса-кабинета.

Дежурил по райотделу старший лейтенант Фердунец, но перед тем как к нему подойти, я задержался у подоконника в вестибюле-прихожке и кое-что проделал. Но об этом – позднее.

С максимально возможной доходчивостью попытался я объяснить дежурному суть вопроса:

– По данному списку Вы, товарищ, должны послать курьера с объявлением об отмене сегодняшнего политзанятия.

– Разберёмся! – высокомерно ответил старший лейтенант. – Иди-иди, без тебя склизко.

– Скользко, – поправил я неточность речи дежурного и направился к выходу.

– Стой! – даже испугал меня голос дежурного за спиной. – Там где-то по двору Твердохлебов шляется. Пiшли его до мэнэ.

Я кивнул и продолжил свой путь к двери, но не тут-то было:

– Стой! Отвечай без брёха! Где товарищч Налимов? Сховався? Прячется? Говори, прячется?

Поверь, Петя, я никогда в жизни не дерзил взрослым, особенно подчинённым моего папы или дяди, но тут я не сдержался:

– А вы разве не в курсе?

– Шо именно?

– Я назначен вместо Ивана Ивановича.

Пока дежурный собирался с мыслями, мне удалось продвинуться до дверей, а, почувствовав, что тот созрел и вот-вот в мой адрес прозвучит очередная грубость, я упредил:

– Вольно!

И был таков.

Во дворе, у автомобиля начальника милиции, прохлаждался молоденький сотрудник, почти мальчишка. По-видимому, он был немногим старше меня.

– Нравится? – указал я на служебное авто своего дяди.

– Сверкает! – улыбнулся стажёр. Было очевидно, что он не прочь поболтать, поскольку на пару с Фердунцом одичать не сложно. – Михаил Комаров говорит, что это он машину в Оби помыл.

Уловив в интонации новенького нотки сомнения, я переспросил:

– И что?

– Не верю! – сознался курьер, а я понял всю катастрофичность положения: Мишка в теперешнем его состоянии не является авторитетом даже для этого сопливого мальчишки! Прямо – беда!

– Так-так! Значит, не веришь? Твоя фамилия, случайно, не Станиславский?

– Нет, я Игорь Твердохлебов.

Вести с вновь назначенным курьером беседы о театре и прочих предметах возвышенных не имело ни малейшего смысла, поэтому я сразу ж перешёл к науке:

– Послушай сюда, Игорёк! И вникни, пожалуйста! Мишка Комаров – мой лучший друг! Говорить о нём непочтительно я никому не позволю! А тебе я сейчас докажу, что Комаров заслуживает всяческого уважения! За мной, марш!

Твердохдебов с опаской плёлся позади меня к забору милицейского двора, ожидая банальной драки. Но у меня были козыри значительней:

– Игорюша, посмотри рядом с тем столбиком.

Паренёк достал из тайника две проволочки, вопросительно посмотрев на меня.

– Одна – отмычка от дверцы автомобиля, – пояснил я, – а другая – от замка зажигания. Комаров просил тебе передать. Полюбил он тебя за что-то. Не пойму, впрочем, за что? Катайся!

Для убедительности я спел строчку из белогвардейского романса:

– «В пролёте улиц вас умчал авто!» – и добавил слова Ленина со съезда комсомола: – «Учиться, учиться и учиться!» Но со двора ни-ни…

Твердохлебов замер, подобно деревянному столбику милицейского забора, потом всё-таки насмелился спросить:

– Эй! А если дежурный заметит?!

– Не заметит! Он скоро домой кушать пойдёт, а тебя вместо себя оставит. После обеда дежурный всегда на часок Морфею отдаётся.

– Какому Морфею? – вновь выказал новичок своё полное невежество. Вот они последствия необоснованных отмен политзанятий!

– Морфей – бог сна, – пришлось пояснить мне (терпеливо и ласково), – Фердунец всегда с ним дело имеет, как сала поест. Два часа можешь двигатель не глушить. Желаю успеха!

– А ты кто? – поинтересовался напоследок Игорёк (он был не из местных).

– Твой новый начальник, – сообщил я, лучезарно улыбаясь.

По выражению лица парня было видно, с каким бы удовольствием он мне поверил, если б не моя уж слишком юная внешность. О таком начальнике, как я, можно только мечтать!

– Что, Станиславский, опять не веришь?! – кивнул я растерявшемуся желторотику. – Иди, спроси у дежурного. Он уже в курсе… Иди-иди, он тебя вызывал.

*  *  *

Предвидя, что сыну придётся проводить, или как здесь выражаются, «отводить» прощальную вечеринку для друзей, Петина мама, Анастасия Сергеевна, понавезла с собой целые сумки диковинных сладостей, собранных со всего света. Поэтому паренёк не ходил по селу с пустыми карманами. Главная же надежда подростка была в том, что удастся ему угостить (насмелится, в конце-то концов) соседскую девушку, семнадцатилетнюю Ольгу, дочку тёти Ирмы.

Мальчик с раннего детства трепетал при виде этой задиры, немало изводившей его в своё время дразнилками: «Петушок-петушок…» и прочими. Постепенно неприязненные чувства переросли в симпатию, в юношеское увлечение.

Ирма с двумя малолетними дочками была выслана и конвоирована в их село в самом начале войны (первая «ласточка» переселяемых в войну народов). Одно время она даже проживала в доме Крёстного, пока в село не привезли умирать безнадёжного дядю Андрея. В трудармии, где Андрей отбывал повинность, загорелся не то склад, не то мастерская. И молодой трудармеец намеренно не покинул место пожара: всё равно погибать, от огня ли или от ложного обвинения в поджоге. Схватка с пламенем была неравной – огонь побеждал. Стало обрушиваться перекрытие. Мужчина потерял сознание. Другие люди не решались проникнуть в пылающее помещение, да это было и не возможно. Кому-то, наконец, удалось зацепить погибающего человека через дверь багром. Металлический крюк задел за широкий кожаный солдатский ремень, который выдержал нагрузку и спас жизнь своему владельцу.

Ирма выходила привезённого в село обгоревшего мужчину, раздобыв где-то настоянные на постном масле шкурки от ягод облепихи (известное средство от ожогов). После этого Андрей уже никогда не расставался ни с Ирмой, ни со своим кожаным ремнём. А двум своим малым дочкам дедушкина соседка Ирма родила братика, Андрея Андреевича.

Это сейчас Петя повсюду искал взглядом бойкую, но милую сердцу Ольгу, на три года старшую его, а потому серьёзно не воспринимающую его робкие ухаживания. В  детстве же забияка Ольга изводила мальца, непрерывно подразнивая его через забор, разделяющий их дворы.

Петя тогда жалел лишь об одном: «Уж слишком дядя Андрей свой ремень бережёт!»[1]

*  *  *

                             Пете от Стаса (продолжение)

Вторая часть дядиного задания покажется тебе, Петя, лёгкой (подумаешь, записку передать учительнице математики). И напрасно! Лёгкость обманчива! Ведь тётя Маша, покажись я ей на глаза, тут же привлечёт вашего скромного слугу к прохождению школьной трудовой практики, проще говоря, к ремонту своей математической классной комнаты. Выражаясь языком товарища Фердунца: «Мине это нада?!» Тратить своё драгоценнейшее время на подобные мелочи считаю верхом расточительства! Где-то мне встречалась мудрая мысль, что терять понапрасну время –  то же самое, что заниматься медленным самоубийством.

Стало ясно, что без посредника в сложившейся ситуации не обойтись. Надеяться на помощь тётиных коллег не стоило – учителям во время учебного года я надоел хуже горькой редьки.

Путь мой пролёг вокруг школы, где всегда можно было встретить пацанов. На сей же раз – как Мамай прошёл – ни единой живой души! Хотя б какой-нибудь завалящий двоечник попался! И только за школьным забором маленький светленький третьеклассник кидал в прожорливую уличную лужу привезённые для школьной кочегарки кирпичи.

Моё мудрое сердце шептало: «Кто угодно, только не этот! Только не этот!» Пострелёнок был общеизвестен своим озорством. Некоторое представление о нём, Петя, можешь составить, если вспомнишь рассказ О’Генри «Вождь краснокожих» или «Нахалёнка» из отечественной литературы.

Вдобавок к прочим «доблестям» этот доморощенный гибрид Нахалёнка и Вождя Краснокожих был необычайно музыкальным, поскольку уничтожал школьные кирпичи под лихую песню:

Один американец

          Засунул в носик палец,

 И думает, что он

    Заводит патефон.

Судя по словам песни, интернациональное воспитание в третьем классе явно хромало.

– Послушай, будь другом, перепиши слова! – попросил я шустряка.

– Как дам! – замахнулся на меня Гибрид казённым кирпичом. Наверное, он обиделся, приняв мои слова за издёвку, потому что, возможно, писать еще так и не научился.

Поняв, что пряник должен быть предпочтительней кнута, я принялся ублажать мальчонку, обещая ему защиту и своё полное покровительство, в коих он, похоже, не очень-то нуждался.

Наконец, малолетний хулиганишка согласился передать записку тёте Маше. Но парадоксальность ситуации от этого не исчезла: во-первых, мне нельзя было попадаться на глаза тёте; во-вторых, недопустимо упускать с глаз маленького сорванца (смоется, не задумываясь). Но ведь мальчик и тётя должны встретиться!

Возникшее противоречие я разрешил своеобразно, смекнувши, что искать тётю по школе не имело смысла. Вполне достаточно постоять на одном месте в коридоре – сама рано или поздно набредёт. Неизвестно ещё какой из способов поиска результативней!

Удобное место я нашёл быстро, поставив своего вертлявого помощника у красной тумбочки с портретом вождя на ней.

– Ты в почётном карауле! Стой и не дрыгайся! – проинструктировал я маленького блондина, сам же спрятался за тумбочкой, не выпуская мальчонку из виду. Природа обделила моего помощника способностью быть неподвижным – он постоянно корчил кому-то рожицы. Бедная учительница третьего класса! Как я ей сочувствовал!

Через какое-то время в коридоре появилась тётя Маша. С криком «Это вам!» – мой юный компаньон передал записку учительнице. «Сработало!» – возликовал я.

Прочтя дядино послание, тётя удовлетворённо кивнула и направилась по своим делам.

Мой посыльный с чувством выполненного долга громко запел. До чего, подлец, музыкален! Я бы стерпел, если б он по-прежнему продолжал позорить некоторых представителей дружественного нам американского народа, но на этот раз юное дарование выбрало нашу с Мишкой песню. Что он сделал с нашей песней!

Вместо слов:      

         У неё спелой рожью коса,

              Василькового цвета глаза, -

Эта белокурая бестия возопил:

         У неё ниже попы коса!

                    Как у бешеной кошки глаза!..

А дальше и того хуже!

Горькая обида переполнила моё болезненно-самолюбивое сознание через край! И моя карающая длань стремглав вынырнула из-за красной тумбочки, прошлась по белёсому вихрастому затылочку и спряталась назад.

Молодое дарование, возможно,  ожидало от меня благодарности, но – не такого свойства… Визжал он – что вам недорезанная порося. При этом мальчик указывал на меня пальцем.

Тётя обернулась и проследила взглядом в направлении перста маленького ябедника, однако ж, кроме доброй и загадочной улыбки вождя мирового пролетариата, ничего не заметила. Тогда мой мстительный маленький дружок зашёл за тумбочку и оттуда указал на меня. Сдал, как говорится, со всеми потрохами!

Тётя не поленилась подойти и заглянуть за пьедестал с портретом Ильича. Кивок её головы (в мой адрес) прочитывался однозначно: «За мной!» И я понуро поплёлся (под конвоем) выполнять школьную трудовую повинность. Прямо барщина какая-то!

Если б мне тогда знать, свидетелем каких изумительных событий я стану в математическом кабинете, я б не сокрушался, а рысью туда скакал!

Сопроводив меня до класса, тётя Маша распорядилась:

– Возьми листок, записывай трудовое задание!

Я полез в карман, там у меня всегда небольшой карандашик лежал. Надо ведь собственные умные мысли записывать! Их так много, приходится конспектировать.

Карандаша в карманах не оказалось. Тётя это поняла:

– Что, посеял карандаш?! Такой же раззява, как твой дядя! Тот опять свой очередной портсигар потерял! Ладно, полей пока цветы.

Тётя вышла из класса, а я остался наедине с горшками, которых у учительницы математики было не меньше, чем в классной комнате биологии.

О том, как я эти растения не полил и почему я их не полил, расскажу тебе, Петя, в следующем письме. Сейчас же мне срочно нужно сбегать на милицейский двор, посмотреть, катается ли на служебном дядином авто новый курьер, этот Игорёк… Как его фамилия? Хлебная какая-то… Краюшкин? Коврижкин? Пшеничкин? Ах, да! Твердохлебов! Впрочем, это не важно, потому что будет он теперь Пятница 2 – и дядя уже «потерял» свой новый портсигар!

*  *  *

Петя шёл по сельской улице с намерением застать дома Кима Казанина.

Карманы брюк оттопыривались, набитые заморскими сладостями. Конфеты, как здесь говорят, ляжки Пете понатёрли, и мальчик крутил головой в поисках, кого бы ими угостить. Улица была пуста.

Кимка был дома, но вид его оставлял желать лучшего.

– Курить хочу! – пожаловался он.

– Вот здесь сосёт, – указал паренёк в область солнечного сплетения, – вот здесь пухнет, – Кимка подставил указательные пальцы обеих рук к своим лопухастым ушам. – А в голове всякая дрянь.

– Какая дрянь? – заинтересовался Петя, вспомнив, как когда-то в детстве, у Кимки проявлялся дар прорицателя, своеобразно, надо сказать, проявлялся. Петя надеялся на повторение этого уникального дара, поэтому и насторожился, – О чём ты сейчас думаешь, Клим?

 – Твои родители денег накопили, машину будут покупать.

– Откуда знаешь?! – изумился Колышкин, его мать с отцом не афишировали своих намерений. Ведь даже он знал о предстоящей покупке из случайно подслушанного разговора.

Кимка не ответил, пожав плечами.

– Что плохого?! Папа на трёх работах вкалывал: шофёром при посольстве, садовником и охранником.

– Днём в садике грядки вскапывал, а ночью по этому садику с берданкой ходил, как наш сторож вокруг магазина, – дорисовал картину Кимка.

– Наверное, – пожал плечами Колышкин, – отец никогда не рассказывал ему об особенностях своей трудовой деятельности за рубежом. – Ким, а у нас с тобой тоже будут легковушки, когда вырастем?

– На кой она мне! В колхозе трактор дадут! – «пророчествовал» Климентий.

– А у меня будет машина?

– Нет. Ты будешь эти машины сам выдумывать. Рисовать. Чертить. Платить тебе будут мало – свою не купишь.

– А у Стаса Кразцова будет?

– Он их будет каждую неделю менять.

– Где ж он такие деньжищи возьмёт?!

– Стас не будет машины покупать, он их будет выигрывать, – Ким задумался, подбирая слова и сформули­ровал, – по облигациям.

– Не может этого быть! Номера могут один раз совпасть, от силы – два! Но не каждую же неделю!

– Стас будет сам эти номера рисовать на бумажках. Отвяжись, Петя! Без того башка пухнет… Курить хочу!

Петя извлёк из каждого кармана по полной горсти конфет и протянул их Климентию:

– На, пожуй! Может, полегчает.

Казанин перегрузил полученное богатство в свои карманы, не знавшие ничего, кроме гаек и болтов, а одну конфету развернул, внимательно изучая обёртку, содержимое же запихав за щёку.

– Гусячи лапки, – прочёл он.

– Гусиные лапки, грамотей!

– Это они грамотеи! – настаивал Ким, показывая пальцем на фантик. – Посмотри сам.

Колышкин проверил, Кимка был прав: «Гусячі лапкі». Продукция производилась на территории Украинской ССР, поэтому надпись была не по-русски.

– На! Это тебе надо! – Кимка протянул Пете ещё одну обёртку, предварительно закинув её содержимое себе в рот.

– Зачем?

– Откуда я знаю! Тебе надо! Пойду, может, окурок где стрельну.

Климентий, перемещаясь по дороге, осматривал каждый её квадратный сантиметр, Петя же бросив взгляд на бумажку в своей руке, замер: изделие украинских кондитеров называлось «ШПАКИ». На обёртке красовались два гордых скворца. Значит, по-украински шпак – это скворец. На плане петербурж­ского дедушки (о спрятанном саквояже) было написано: «Ответственный шпак». Следовательно, это можно было прочесть: «Ответственный скворец». Уж не спрятал ли старенький петербуржский нянь саквояж в скворечник?! Заховал! Это бы полностью соответствовало принципу Крёстного: «Чтобы не нашли, прячь на виду». Скворечники-то – всегда на виду!

Вот только Петя не помнил, чтобы во дворе дедов Колышкиных, в райцентре, был хотя б один скворечник. Надо отца расспросить об его петербуржском дедушке-няне.

Вернулся Кимка с дымящимся окурком в зубах, улыбающийся, довольный:

– Человеком себя чувствую! В голове ничего нет! Хорошо-то как!

– Ким, приходи утром к нам, пацанов обойдём, пригласим на мои проводины. Спасибо тебе за всё! За дружбу твою…

– Да ладно!.. Что ты как девчонка!..

*  *  *

                                                     Пете от Стаса.

Герр Питер!

Приветствую Вас и предлагаю в качестве подарка от сромнейшего друга Вашей Милости одно из моих новых правил без номера. (Рука устала номера писать).

Прежде же всего – пояснение. Представь, Петя, что спускаешься ты зимой по снежной дороге с горы, а позади, вслед тебе, мчатся сани. Будучи раздосадованным возникшей помехой движению, ты всё-таки уходишь в сторонку, не то сани подомнут тебя под себя! А если твоя смекалка ещё сноровистей, то вскочишь в сани вдогонку. А теперь правило:

Бороться с обстоятельствами – быть их рабом; использовать обстоятельства – быть их господином. Человек сам выбирает, он ли поедет на санях, сани ль – на нём. Умеешь ли ты, Петя, уступать?!

Далее, друг мой, предлагаю обещанный отчёт о прохождении мною школьно… Продолжение »